Неточные совпадения
История лишь
в том случае имеет смысл, если будет конец истории, если будет
в конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали
в жизни и чего заслужили для
вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется
в одну линию и для всего
найдется окончательное место.
То, что умирает, отчасти причастно уже
вечности. Кажется, что умирающий говорит с нами из-за гроба. То, что он говорит нам, кажется нам повелением. Мы представляем его себе почти пророком. Очевидно, что для того, который чувствует уходящую жизнь и открывающийся гроб, наступило время значительных речей. Сущность его природы должна проявиться. То божественное, которое
находится в нем, не может уже скрываться.
Более того, она может ее собой обосновывать, давая ей
в себе место, из нее или
в ней может истечь время, которое не могло бы непосредственно начинаться из
Вечности [У Шеллинга
в «Философии Откровения» (1, 306–309; II, 108–109) имеются чрезвычайно тонкие замечания о том, что между
вечностью и временем должно
находиться нечто, с чего бы могло начаться время и что может стать предшествующим, если только появится последующее, а таким последованием и установится объективное время.
Не обладая
вечностью по своей природе, София может
находиться в плоскости временности, будучи к ней обращена.
Адская мука именно временна, ибо
находится в дурном времени, а совсем не вечна, совсем не означает пребывания
в вечности иной, чем
вечность Царства Божьего.
Этика творчества должна быть
в известном смысле этикой хилиастической, обращенной к эону, который
находится на грани между временем и
вечностью, между посюсторонним и потусторонним миром,
в котором расплавляется затверделость нашего мира.